"Как дед Спросоня на поиски отправлялся"
Акрил, стекло, свет. Декабрь 2022
В прошлом году, аккурат, этого числа или около, написалась сказка, про деда Спросоню. Самое лучшее в ней, то что она не имеет конца, а надежда, присутствует.
А рисунок, свежий. Экспериментальный, так сказать. Послойный.
"Заглянул как-то, к деду Спросони, сосед его.
Дом деда стоит скраешку маленькой станции, посередь леса.
Проходящие поезда, ежечасно, обновляют побелку дощатых стен. Желтеньким подмигивают только окошки.
- Стёпа, что ж ты сидишь,- выдохнул морозной стопочкой земеля.
- Куда ж бежать? Я еще печь не истопил.
- Те, гля, всё печь да дрова! У Георгичей, слышал, дома убежали. В ночь снялись, одни печи с хозяевами на них, в одеялах.
- Эх, вот что без печей рванули, да, это скверно. Застынут. Скрипеть, потом, будут. А так-то, беды немного. Вернутся ещё. Морозец!
К ним, ни то родственники, ни то - тёща обещалась быть, вот они и рванули. А то ж, накурят, половицы стопчут. Маята домам. Двери отхлопают, окна проглядят-зазевают.
- А ежели заблудятся? - топорщит усы сосед.
- Эти? Нее... Они местность знают. Они ж как мы, почтальоны до Матрёны. Каждый овражек обойдут, от супружницы, за лесом, с бутылочкой притаятся.
- Ну, Степан, удивляюсь я тебе! Все люди как люди, торопятся, бегут. А ты вот, сиднем сидишь, небылицы выдумываешь...
- Чего ж выдумываю, с новостью, это ты ко мне. Как раз и прискакал. Что ж бегать.
Мне, эти промблемы, эмблемы и мундира, ну ни к чину.
Вот, рванул тут, один. На телегу погрузил, больше, чем ему там надо... И что вышло?
- Чего?
- А то... Лошадь с оглоблями вперед, груз, по пригорку, взад. Домбытчик, етишкина жизнь. Вот чего.
Ты садись, чай пить станем быть, печь растоплю, дорога дальняя.
- Какая дорога, ты, гляжу, совсем поехал.. Того стал, - пятится сосед. У Георгичей горе, совсем извелись без жилья. Бежать надо, искать. Как же людям, житья нет, капуста и та с погребами зарылась.
- Ты, сядь, не суетись. Я, адреса, положительно, все знаю.
Как только в доме Спросони затапливали печь и дым, как подоспевшее тесто, упруго, начинал переть из трубы, изба, стряхнув снежок с немолодого платья своего, присвистнув закипающим чайником, приподнималась и отчаливала от родного сугроба, подбирая крыльцом, вдоль железной дороги.
- Эй, стой! А. А. Аа! Кудаа! - ошалело вскочил сосед.
- Зелёный дали, - деловито подбрасывая дровишки, заметил Степан.
На чердаке, в форточке, засветил прожектор.
Снежные строки, вдоль ёлок, под ночными фонарями, пишут историю. Не ту, из учебника, а местную.
Деду Степану Спросони, лет было, как проснётся. Пораньше, так тридцать едва, попозже - за семьдесят перевалит и не поморщится. Дом поступал так же.
Когда-то, жизнь, здесь, бежала, как осеннее солнце, сквозь окна вагонов электрички, быстро, в дымке праздничной, златовласой утренней головы, легкой от вчерашнего и полной идеями.
Потом, когда в Эрмитаж завезли свежие макароны, они с домом осели и, крыльями сараев, стали сползать к соседским огородам. А потом, освободившись от них, перебрались через овраг, подальше от деревни, поближе к станции да почтовому отделению. Занялись письмами. Писали, кто к кому приедет, чего желает, да как жить не может без... За других отвечали, дескать, очень ждём... С тех пор, стало ясно, где в какую дверь постучит радость или новость.
Изба, с присвистом, пошла по узкоколейке. Теперь - полем".
